Девушка рванулась, стараясь освободиться, и проснулась. Но тот, кто держал ее за плечи, не отпускал. В утреннем полумраке она увидела склонившегося над ней Алексеи.
— Что с тобой? Ты меня напугала.
— Ничего страшного. Сон. — Лирда провела рукой по лицу, стряхивая паутину наваждения.
— Но ты кричала…
— Не волнуйся, все хорошо. Наверное, мне было жарко. Она отбросила одеяло, присела на скрипучей пружинной кровати и посмотрела в окно, затянутое зеленой сеткой от мух. Жар уже спал. Лирда чувствовала себя отдохнувшей и свежей. Растирки бабы Паши помогли — болезнь была остановлена в зачатке. Все тревоги и слабость вчерашнего дня остались позади.
Лирду охватило вдруг странное чувство защищенности, чегоне было уже давно. Унее возникла твердая и непоколебимая уверенность, что с ней не случится никакого несчастья, что ничего ей не грозит. Грязновато-белые шары майстрюка отодвинулись куда-то на второй план, а впереди ее ждет что-то новое, неизведанное.
Алексей обнимал ее за плечи. Она ощущала тепло его рук. Он сел рядом с ней на кровать, придвинул ее к себе, и их губы встретились.
Первый поцелуй был осторожным, примеривающимся, еще не столько поцелуем, сколько испытанием на возможное продолжение. Губы Лирды чуть раздвинулись, нет, она не только принимала поцелуй, но и отвечала на него.
Ладони Корсакова скользнули ниже, став чашами для упругих молодых грудей.
— Ты правда этого хочешь? Сейчас?
— Да.
Он потянул свитер наверх, на секунду скрыв свое лицо. И вот свитер сброшен на пол. Их губы снова сомкнулись в поцелуе, на этот раз более настойчивом, но тут Лирда неожиданно отстранила его.
— Ты уверен, что мы одни?
— Уверен, — нетерпеливо кивнул он. — Настолько уверен, насколько вообще можно быть уверенным в чем-либо.
— А где баба Паша?
— Спит на веранде.
— А Китти? Вдруг она зайдет…
— Играет с Никитой в карты. Это надолго, — улыбнулся он.
— Да-а… Китти играет в карты? Она же не любит, — удивилась Лирда.
— Уже любит. Погоди! — Корсаков встал, запер дверь и стал покрывать мелкими поцелуями ее лицо, шею, плечи.
Она прильнула к нему всем телом, и в его сознании вспыхнули вдруг строки русской песни: «Тонкими ветвями я б к нему прижалась и с его ветвями день и ночь шепталась…»
— Ты уверен, что это нужно? Я никогда раньше не… — прошептала Лирда, позволяя ему опустить себя на подушки. Старый пружинный матрас жалобно заскрипел под тяжестью двух сплетенных тел.
— Я люблю тебя.
— Да… Я устала бояться запретных чувств… И они слились в яркой вспышке, в новом зародившемся солнце, лучи которого достигли в мгновенном всплеске дальних звезд. Он собрал поцелуями росинки слез с ее щек, слезы были чуть солоноватые.
— Я плачу? Но почему, мне же хорошо? — спросила онаудивленно.
— Может быть, от счастья.
— От счастья? Разве от счастья плачут?
— Иногда, — сказал Алексей.
— Вы, люди, такие странные, — произнесла она тихо и прижалась к нему щекой.
— Почему это? Мы, люди, такие, какие есть, не плохие и не хорошие, не добрые и не злые… Такие, какими всегда бывают люди.
— Не плохие и не хорошие. Просто люди… — эхом откликнулась Лирда.
Теперь, нарушив один из главных законов мрыгов и испытав запретные чувства, она сомневалась, сможет ли, как и раньше, свободно менять форму, перетекая из одной в другую, но это, как ни странно, перестало быть для нее важным. Эта затерянная в провинции Вселенной планета начинала становиться для нее родным домом, местом, которое она так долго искала.
— Да, я должна привыкать. Привыкать быть здесь своей, — повторила она. Корсакова поразило серьезное выражение ее лица.
— Привыкай, а я тебе помогу. — Алексей снова поцеловал ее и, приподняв, усадил на колени.
— Послушай, ведь когда это происходит, люди уже не должны иметь друг от друга секретов? — во внезапном приливе откровенности спросила Лирда.
— Ну, вообще-то нет. — Корсаков, не очень проникнувшись важностью момента, обнял ее и стал покачивать на коленях.
— Перестань, все, что я хочу тебе сказать, действительно правда. — Лирда решительно встала и, нагая, свежая, прекрасная, повернулась к нему. — Ты в состоянии выслушать меня серьезно? — спросила она, хмурясь.
— Постараюсь. Только мне придется не смотреть на тебя, — пообещал Корсаков.
— Договорились. — И Лирда, наклонившись, закрыла ему глаза своими прохладными ладонями. — Ты в самом деле хочешь это услышать?
— Очень хочу. — В его голосе начинала уже звучать настоящая тревога. Он взял ее за запястья и отвел ладони. Она почувствовала его испытующий взгляд.
Лирда набрала в грудь воздуха и быстро, не давая себе раздумать, выпалила:
— Я инопланетянка. Полюбив тебя, я подпала под власть запретных чувств.
Корсаков вздохнул с облегчением:
— И это все? Эту тайну я тебе с удовольствием прощаю. Он вдохнул душистый, сладковато-горький, как скошенная трава, аромат ее кожи. Но она опять отстранилась:
— Ты еще не знаешь всего: за мной охотится майстрюк. Он хочет убить меня.
Второе ее признание Алексей выслушал уже с большим вниманием.
— Майстрюк — это фамилия? — поинтересовался он.
— Ты не понимаешь. Майстрюк… он из космоса… Он хочет убить меня.
— Это уже лучше. Не волнуйся, крошка, борьба с инопланетными чудовищами — моя специальность. Из какой бы галактики он к нам ни прилетел, мы сделаем из него котлету, — в тон ей пообещал Алексей.
Она внимательно взглянула на него и, не увидев на его лице улыбки, благодарно прижалась к нему. — Еще в чем-нибудь ты хочешь признаться? — Больше нет, хотя постой… — Лирда задумалась, смешно наморщив лоб.