Великое Нечто - Страница 6

Нашел в четвертой папке ручниковского архива странное письмо, а в нем коротенький зашифрованный текст. Бумажка была незаметно подклеена к одному из листов. Я наткнулся на нее случайно, просто пальцами почувствовал, что одна из страниц толще остальных.

Почерк другой, но бумага старинная, и написано выцветшими чернилами. Я не удержался и вырвал эту страницу из подшивки. Если ее и хватятся, то только лет через сто, уж я-то знаю…

Сейчас занят тем, что разгадываю шифр. Похоже, простенькая тарабарская грамота с перестановкой букв, вроде той, с помощью которой переписывался царевич Алексей с заговорщиками — пишут один алфавит, а рядом другой, смещенный. Скажем, [а] заменяется на [к], [б] на [л], [в] на [м] и так далее. Есть даже промежутки между словами. Я бы давно расшифровал эту цидульку простым подбором частоты употребления, но меня путает старая орфография, всякие «яти» и «еры».

30 июня

Бьюсь с шифром. Сказывается отсутствие навыка. Просчитал в книге прошлого века частоту употребления букв. Из гласных чаще всего встречается [и] и [е], потом [а], [о], [ять], реже всего [э] и [ы]. Причем [ы] чаще в окончаниях прилагательных — страннЫй толстЫй, а знак за ним, следовательно, [й]. [А] и [о] решил не различать, [е] и [ять] тоже — и так понятно, что [малако] это [молоко].

Совсем запутался, буду считать дальше. Голова распухла, как шар.

1 июля

Нет, наврал По! Частота употребления тут не срабатывает — все равно выходит полная путаница. Если что-то и спасает, так это пробелы между словами…

2 июля

Кажется, что-то начинает вырисовываться. Правда, совершенная чушь. Думаю, может, неправильно расшифровываю?

3 июля

Набредаю на смысл. Только не знаю, как проверить. Сказать кому-нибудь, до чего я докопался, решат, что я сумасшедший. Возможно, что все это мистификация, но все равно интересно. Неужели в музее?

5 июля

Снятся странные сны. Лицо в капюшоне. Наверное, самовнушение.

Был в музее. ОНА там!

6 июля

Пытался передвинуть статую, но заметила смотритель. Стала скандалить, хотела вызвать милицию, и я быстро ушел. Ума не приложу, что делать дальше. Нужно в музей, но там меня уже знают. Жаль, что я сбрил бороду… Поеду на дачу и выжду время. Жутко устал. Заодно и борода вырастет.

На даче. Разговор в электричке:

— Толян, че ты меня вчера ударил? Обидеть хотел?

— Не, пьяный был…

— Тогда нет проблем… но если обидеть хотел, то я тебя…

— Говорю же, пьяный был.

— Это я могу простить, но если обидеть… (И так до бесконечности.)

Как сказал бы мой зануда-профессор: пьянство на Руси — самая уважительная из всех причин.

Не забыть купить дрова и поменять баллоны, когда будет машина.

8 июля

То бессонница, то кошмары. Интересно, в нашем роду были душевнобольные? Если в следующие два дня ничего не изменится, я бросаю этот ребус.

Хочу позвонить Алешке в Питер. Думаю, он единственный, кто поверит в эту невероятную историю. Не изменился ли у него телефон?

9 июля

Снова был в архиве, листал папки, но там уже нет ничего нового. В своих поисках я зашел в тупик. Нужно уметь вовремя отказаться от иллюзий. Завтра возвращаюсь на дачу. Лицо с капюшоном мне больше не снилось.

Ночь, 10 июля

Какой же я идиот! Почему я так медленно соображаю? Разгадка же была почти у меня в руках! Клад существует, теперь я это понял! Хочу с кем-нибудь поделиться. Если получится, позвоню Алешке.

Заснуть уже не могу. Очень холодно, постараюсь растопить печь…

Это была последняя запись. Корсаков закрыл дневник.

Была ли смерть Федора связана с историей клада? По скупым строчкам в дневнике судить об этом сложно. И что могли означать Федины слова: «Он опять здесь»? Кто он? Клад? Купец? Существо из кошмаров?

Алексей взглянул на часы и подвинул к себе телефон. Хотя прошло уже много времени, номер он хорошо пом-пил. После второго гудка Корсаков услышал свой собственный звонок — телефон был с определителем. А потом в трубке загудел недовольный бас:

— Чего надо?

Никита? Я в Москве, — сказал Корсаков. — Узнал?

Трубка призадумалась, но нашлась на удивление быстро. А чего тебя, дурака, узнавать? Приезжай — водки выпьем.

Никита Бурьин жил в шестнадцатиэтажке на Юго-Западе. Хотя дом был элитный, с двумя квартирами на этаже и домофоном, над которым торчало бдительное око видеокамеры, в лифте все равно кто-то ухитрился справить малую нужду, а на стене зажигалочной гарью вывели: «Костя Сидоркин — дюбил», и под этим куда более длинное и тоже зажигалкой: «Попадешься ты мне, ублюдок, который пишет в лифтах, запоешь фальцетом!»

Корсакову отчего-то показалось, что он узнал почерк.

Лифт с лязганьем остановился на шестнадцатом этаже, но дверцы не спешили открываться. Похоже, лифт так привязался к своему пассажиру, что мечтал замуровать его заживо.

— Но-но, не балуй! — строго сказал Корсаков, сдвигая брови. Дверцы лифта раздвинулись. Алексей шагнул на площадку и позвонил в знакомую дверь.

В коридоре послышались тяжелые шаги, и выглянул огромный бородач в мягких тапочках. Он был одет в бархатный халат с кистями на концах пояса. Взгляд великана скользнул по лицу Корсакова.

— Здорово, Никита!

— Ба, Алешка! Сколько лет, сколько зим! — закричал бородач, заключая гостя в объятия и сжимая его так, что тот едва мог дышать. — Ты еще жив? Когда ты мне последний раз звонил?

Корсаков с трудом высвободился из медвежьих объятий.

— У тебя тоже есть телефон, — заметил он.