Великое Нечто - Страница 66

— К кому приехали? — повторил он.

— В отпуск, — сказал Корсаков. — Хотим пожить на природе.

— На природе-то? — Кургузый пиджачок посмотрел влево, вправо, вверх, вниз, словно в надежде увидеть природу, но не обнаружил таковой и сплюнул. — Знакомиться будем? Я Андрей Сократыч, завклубом, — продолжал пиджачок с непередаваемым достоинством.

— Вашего отца звали Сократом? — вдруг спросил Корсаков.

— Ну, так! — Кургузый слегка смутился. — Дед у меня был чеканутый. Старшего сына Гомером назвал, младший Сократ, дочка… блин… Кассандра.

— А как вашего деда звали? Случайно не Еврипид? — Завклубом ощутимо напрягся.

— Ну, допустим, Еврипид… — признал он. — А вы-то откуда знаете? Дед до войны еще умер.

— Случайно угадал, — пожал плечами Никита. — Где Гомер с Сократом, там, думаю, и Еврипид.

Пообщавшись с внуком Еврипида и сыном Сократа и кое-как усыпив его подозрения, приятели выяснили, что дом или, вернее, часть дома можно будет снять у бабы Паши.

— Вон там, в низине… Она в прошлом году сдавала летом, — неохотно буркнул кургузый пиджачок, кивнув в конец улицы.

Дом у колодца, приземистый и покосившийся, сложенный из толстых темных бревен, был, пожалуй, самым старым во всей деревне. К дому была пристроена застекленная веранда со множеством форточек, открывавшихся то внутрь, то наружу. Форточки были самых разных форм и размеров: от маленьких треугольных до больших квадратных и каких-то невиданных многоугольных, не освоенных еще и учебником геометрии. Видно было, что сооружал веранду строитель неопытный, зато с душой и фантазией. От некоторых форточек, чтобы удобнее было их закрывать, в глубь веранды шли веревочки.

Они толкнули незапертую калитку и вошли во двор, заросший сиренью и опутанный вьюном. От калитки к крыльцу вела тропинка.

— Есть тут кто? Баба Паша! Гости пришли! — окликнул Никита.

Из-за дома послышался лай, и выскочили два кобеля. Один старый, похожий на скамейку, тявкал так натужно и хрипло, будто его вот-вот должен был хватить удар, а второй, желтый с подпалом, почти щенок, лаял так голосисто и увлеченно, что все звуки сличались в один и от лая его даже подбрасывало на задние лапы.

— А ну цыц! Пришел разве кто? — Из дома выглянула согнутая старушка с тем ласковым, немного удивленным выражением лица, какое бывает у людей, для которых жизнь состоит из чудес и открытий: сорока в дом залетела, а потом вылетела — чудо, сосед всех котят перетопил, а одного кошка у нее на участке спрятала — тоже чудо; старость наступила, а она за хлопотами и не заметила — открытие.

— Здравствуйте. Вы бабушка Паша? — прогудел Бурьин. — Не пустите нас на постой? За городом хотим пожить, за грибами походить.

— Надолго?

— Недельки на две.

Баба Паша задумчиво посмотрела на них. Чингиз Тамерланович закивал с приветливостью китайского болванчика. Приветливость эта объяснялась отчасти тем, что излучение Великого Нечто здесь было особенно сильно.

— Прямо и не знаю… — растерялась баба Паша. — Был у меня на огороде летний домик, да я его картошкой завалила. Скоро надо для новой освобождать, а у меня еще с прошлого года не продана. Разве что ее в сарай перенести?

— Отчего не перенести, мы перенесем, — поддержал Алексей.

— А тебя-то, молодка, как звать? Чья ты жена будешь? — вдруг спросила баба Паша у Лирды.

— Вон его. — Лирда показала на Корсакова. — Да только он говорит, что вроде не жена еще, а так, невеста…

— И хорошо, что покуда невеста! Не торопись бабиться-то! — одобрила старуха. — Мужики, они какие… Кажись, все бы отдала, чтоб снова невестой стать. Пока ты невеста, он тебя и приласкает, и доброе слово скажет, а как станешь женой, так держись. И куда все денется? Сама не заметишь, как постылая станешь, твоим же куском и попрекнет… Ну что, невестушка, станешь мне помогать, если пущу я вас? Одной-то мне троих не потянуть. Захиреют они на старушечьих хлебах.

— Стану, — пообещала Лирда. — А разве так трудно за ними ухаживать?

— А то просто? За мужиком ухода, как за поросенком. Покорми его, засранки обстирай, спать уложи, а как напьется и начнет на стену лезть — не ругай, пойми. Ну что, гости дорогие, коли не испугались, идите картошку перетаскивать. Мешки я вам дам…

Собаки, притихшие было, увидев, что Никита и Алексей направились к флигельку, с лаем побежали за ними, примеряясь к штанинам.

— А ну пошли отсюдова! Шарри! Бобби! Хозяина на вас нету! — закричала баба Паша.

— А почему их так странно зовут? — спросила Лирда.

— Чего ж тут странного? Самые собачьи имена: Шарик и Бобик. Внучка приезжала, дразнила их, я и привыкла: Шарри да Бобби. И ничего — отзываются. Да их, пустобрехов, хоть как зови, только чтоб в миске всегда было.

Выгружая картошку, Корсаков увидел в сараюшке рядом со ржавой косой, топором и граблями несколько лопат, из которых пользовались, похоже, лишь двумя. Он был уверен, что баба Паша не хватится, если завтра на рассвете они унесут парочку самых старых в лес и спрячут их где-нибудь у Черного камня. В том, что такой камень существует, он уже не сомневался.

Створка скрипнула. Алексей, держа в руках лопату, обернулся. В дверях стояла Лида и смотрела на него с любопытством.

— Что ты тут делаешь?

— Да ничего. Просто заглянул посмотреть.

— А лопата зачем? — Просто так…

— А-а… Ну идите, там вас есть зовут, — протянула девушка.

Когда Корсаков с Бурьиным ушли, лист большого лопуха рядом с деревянным туалетом отогнулся и выглянула физиономияакадемика-спортсмена Чингиза Тамерлановича Батыева. Потомок двух ханов и одного эмира перекатился к сараю и, воровато озираясь, нырнул в него. Почти сразу же оттуда донесся грохот и истошный вопль. А затем сведром на ноге, весь в пыли и куриных перьях, выскочил аксакал и кувыркнулся в спасительные лопухи.